LJ #191602. Избранное без номера. День Победы.

Я хоть и завалил не так давно полиграф, но что-то такое неявное все равно продолжается, поэтому меня видимо позовут в НЙ откатать пальчики. В Бостоне нельзя, потому что спецподразделение одной неприметной конторы находится именно в НЙ, а летать туда-сюда со всей аппаратурой, чтоб откатать пальчики одному человеку нерентабельно. В неприметных конторах тоже умеют считать бабки, это только в кино по-другому. Так что, по неподтвержденным данным, возможно придется мне навестить финансовую столицу мира. Ну вот, в связи с этим зашел у меня вчера разговор про НЙ с моим напарником по бензоколонке. Напарник у меня уже пенсионного возраста - лет в районе семидесяти, такой добротный ирландец, крепкий, как дуб, охренело образованный - PhD в какой-то нехилой фигне типа генной инженерии, сам всего достиг, родителей перевезли в Штаты в начале века детьми, они выросли неучами, но работягами, почти всю жизнь в НЙ, видели и тяжелые времена депрессии, и восхождение мафии, и рецессии, и кучу президентов, женились, пошли дети - вот Эрин один из них.

Эрин часто рассказывает мне про Нью-Йорк. Не про тот, который все знают, не про сегодняшний мидтаун с широченными авеню и новыми зданиями, не про даунтаун с его тучами туристов, глазеющих на место, где стояли "близнецы" и фотографирующихся на фоне Нью-Йоркской фондовой биржи, ограждений и полицейских в бронежилетах и матовых стальных касках, не про Wall street с толпами финансовых муравьев, кишащих на улице, сжатой небоскребами, муравьев, плюющихся ядом в туристов и просто прохожих, которые "понаехали тут". Во времена Эрина Нью-Йорк был другим.

Одно только было точно таким же в Нью-Йорке - почти никто никого не знал за пределами одного квартала. Эрин мне многократно рассказывал как все ребята его блока и соседнего тоже ходили в одну школу, расположенную как раз в их квартале, а уже начиная с через блок, - в другую. И почти никто никого из других школ не знал, ну, разве что, только визуально, изредка встречаясь на улице. И даже зная визуально, они понятия не имели, из какой школы этот народ. Мне при этих его рассказах все время сразу вспоминаются два американских фильма - Вестсайдская история и второй (не помню названия), в котором кучи подростков, сбитые в стаи, ездили по Нью-Йорку в метро и отбивались друг от друга на станциях, в парках, на берегу Гудзона... Большой город, многим такое просто не понять.

А вчера, пока мы заправляли соседние машины, Эрин успел рассказать мне еще одну историю про старый Нью-Йорк. Он когда совсем еще пацаном был (7 лет, как уже позднее из рассказа стало понятно), у него дружок был, который для него был бог и царь - 16 лет обалдую. А пацана держал за раба при себе, на побегушках, а тому и это было за счастье. И было у того обалдуя по имени Ральф четыре герлфренд одномоментно. Да-да! Четыре штуки в разных блоках - каждая в паре кварталов друг от друга. Он ими жонглировал как мог, когда, если случалось, к себе приглашал, все фотографии убирал, все подготавливал, чтоб комар носа не подточил. И проходил у него этот номер почти с год - такой вот город этот Нью-Йорк, никто дальше пары кварталов ничего и никого не знает! Все бы славно, пока одна из девок в какой-то приход не обнаружила какой-то там конверт с посланием любовным от другой, тихонько его прикарманила, потом прочла, сходила по адресу, а дальше пошло-поехало!

Ральфу тогда крепко досталось, - ухмыляясь в усы, улыбается Эрин. - В пяти экземплярах. К четырем девицам еще и добавка вышла. Моя матушка когда узнала про эту историю, она ему почти как вторая мама была, как и Кэтрин - Ральфа мамаша мне - чуть Ральфа на части не порвала; наши с ним отцы вместе были тогда в северном конвое, который вез грузы в СССР в Мурманск по лендлизу. Все "конвойные" женщины, мамы наши, безумно нервничали, каждый день куда-то звонили, узнавали нет ли плохих вестей, сидели все вечера напролет у радиоприемников, безостановочно куря и ожидая очередной выпуск новостей. Мамы взрывались по любому поводу (вот Ральф тогда и попал под горячую руку), это сейчас я уже представляю каково им тогда было - следить за караванами, вокруг которых шастали немецкие лодки и эсминцы, топившие суда налево и направо. Мне всего 7 было, брату 4, а сестра и вовсе только родилась. И матери наши, если вдуматься, девчонки ведь вовсе тогда были, тридцати некоторым из них даже не было еще, а такая на их плечи судьба выпала. Представь, мне уже за 70, а я все иногда себя молодым чувствую, ну в душе, конечно, а что говорить про "до тридцати"...

Мой отец был в караване PQ-13. Транспорт назывался "Элдена". Шел в 13-ой позиции - в первом ряду в левой колонне. - Эрин закуривает, прикрывшись воротником от злого бостонского ночного ветра. - "Элдена" была загружена под завязку алюминием для советских авиазаводов, нашими Аэрокобрами, танками, Виллисами. Я, кстати, потом уже где-то читал, что именно на одной из Аэрокобр с "Элдены" один русский летчик насбивал целую авоську немцев. У него еще какая-то смешная фамилия была... - Кожедуб? - Нет, как-то не так... - Ну, тогда помню еще только Покрышкина. - Во!!! Точно! Покрыскина! - радостно кивает Эрин. - А, да - и еда. Много еды - отец уже потом рассказывал, - для какого-то окруженного города. - Для Ленинграда, - вставляю я. - Точно! Для Ленинграда, - соглашается Эрин и на это. Он смешно произносит это название. - 10-го марта 42-го они вышли из Шотландии, зашли в Рейкьявик, 18-го поутру вышли в Мурманск. Караван прикрывали английский крейсер "Тринидад", пара английских эсминцев, и условно где-то неподалеку болтались еще два крейсера "Эдинбург" и "Кент". 25-го марта караван разметало штормом, и на транспортные корабли поступила команда - никого не ждать, идти в Мурманск самостоятельно. Караван уже обратно не собрать, стало быть прикрытия не будет. Так что добирайтесь кто как может.

А 27-го их поджидали.

Эрин крепко затягивается сигаретой так, что его усы золотятся в свете горящего табака и долго молчит. Очень долго молчит. Я стою рядом и тоже молчу.

Немецкая авиация бороздила небо над океаном, сама безнаказанно атаковала конвои и наводила свои эсминцы на разрозненные транспорты, шедшие малым ходом уже без всякого сопровождения. Два первых бомбардировщики Люфтваффэ потопили 28-го числа, расстреляв, как на учениях. Еще один 29-го числа потопили немецкие эсминцы. В тот же день они кодлой навалились на "Тринидад" и вывели его из строя. Англичанам стало не до защиты транспортных судов, они сами насилу доползли до Мурманска. - Никак не могу привыкнуть к правилу английского языка, что все суда - женского рода. Вот и Эрин сейчас про крейсер - "she". Все время странно моему уху. Крейсер с сотнями пушек и торпед и "she" - не укладывается в голове. А Эрин продолжает. - Следующие два транспорта потопили немецкие подлодки 30-го числа. Хорошо, что в этот момент появился английский и два совершенно бешеных русских эсминца, которые разогнали немцев по всему Баренцеву морю. Иначе и остальным транспортам был бы полный пиздец. А так всего-то только два судна еще затонуло. Одно - от самолетной атаки и последнее - от торпеды с подлодки возле самого Мурманска. 7 судов из 19 со всеми грузами погибло в караване PQ-13. 7 на пути туда. Да еще два погибло на обратном пути. И "Элдена" шла в строю под 13-ой позицией. Счастливое число оказалось - 13. Самое счастливое в нашей семье теперь. PQ-17 повезло гораздо меньше. Там из 36 судов уцелело всего 11. Многое мне отец рассказал, что-то я сам уже по архивам и библиотекам накопал. А мальцом запомнил только одно - отец тогда вернулся полностью белый. Уходил из дома в феврале молодой с копной черных волос, а в апреле домой вошел старый седой человек. Я его даже не узнал. Мне ж семь всего было - что я понимал тогда!

Мы снова долго молчим. Подъезжает Секвойя и сразу следом Авэланж. Заправляем их, опять подходим друг к другу.

Мой дядя пережил всю блокаду в Ленинграде, - вдруг говорю я, совершенно неожиданно даже для себя. - Я до сих пор помню его рассказы. Он тогда подростком был, не знаю точно, лет 12 что ли или что-то в этом роде. Помню как он рассказывал про воду и холод. Зима зверская тогда случилась, город в блокаде, еды не было, хлеба давали по 125 грамм на человека в день. И все. Кто работал на заводах, тому побольше давали, остальным только 125 грамм - четверть фунта, - перевожу в американский вес для Эрина. - Можно было еду на рынке купить в обмен на золото, драгоценности, одежду. Но золото и одежда оканчивались. Отопления не было, антикварной мебелью топили печки, редчайшие книги шли на растопку. Водопровод не работал, ничего не работало, улицы никто не убирал, тротуары от снега и мусора не чистили. За водой ходили к проруби на реку. Дядя рассказывал про эти походы. На тротуаре в высоком снегу протоптана дорожка шириной в человека, двоим не разминуться. А когда за водой - так у каждого санки с бидонами. Люди слабели на глазах. Он шел один раз, перед ним двое друг навстречу друг другу с санками, один с полными бидонами, второй - за водой на реку. Один в сугроб шагнул, чтоб второго пропустить, упал - и все. И никто не помогал уже, бесполезно, только сам рядом свалишься с концами. Дядя когда к упавшему подошел, тот еще жив был, обратно с реки шел - уже пара у того изо рта не было. Несколько раз при нем было - от слабости даже не на улице падали и умирали, а в подъезде. С такими еще хуже получалось - они же долго теплые оставались. Выходишь из квартиры - лежит как живой, только глаза поволокой затуманены. Возвращаешься - а щек уже нет. Вырезаны.

Мы снова долго молчим. Скрипим зубами, катаем желваки на скулах.

Fuck, - говорит Эрин и отворачивается, чтобы вытереть глаза, - fuck all these wars man. Let's get ourselves a good drink. Мы закрываем заправку, садимся в старый - 86 года - черный, как тропическая ночь, ГрандМарки Эрина и катим в хорошо знакомый нам круглосуточный бар в Кэмбридже, чтобы продолжить говорить про войны, про Нью-Йорк, про генную инженерию и еще много чего.

9 мая 2007 г.

(©) tima - использование текста (кроме ссылок на него) требует согласия автора